Читать на сообществе - тут, или в дневнике, ниже
Upd: фик победил в Sex(ta)-фикатоне 2009



Название: «Прости»
Автор: Crystal Sphere
Фандом: Bleach
Направленность: яой
Пейринг: Гриммджо/Ильфорте, Заэль, Айзен
Рейтинг: R
Жанр: драма, deathfic
Размер: мини
Предупреждения: персонажи Out Of Character, спойлеры второго арка, цитаты из манги
Саммари: они расстаются, чтобы встретиться снова…
Дисклеймер: все права на героев и сюжет принадлежат Кубо Тайту. Вдохновение черпала из мини-додзи Watch your brother – © SilvaNoir и песни Don’t Speak – © No Doubt (додзя и текст песни - тут)
Размещение: с разрешения автора
Написано для: Hitsumoto на Sex(ta)-фикатон 2009
Текст заявки: читать дальше
Хочу
- фанфик (авторский или переводной)
- желаемые персонажи/пейринги
Гриммджо/Илльфорте, Айзен, Заэль
- ограничения/пожелания.
R, drama, deathfic

читать фанфик

© ”You and me
We used to be together
Every day together always…”

Он вернулся один, а уходило шестеро. Ни один из его фрассьонов не смог пережить этой «охоты». Он лишился руки, номер «6» был стёрт с его кожи. Что же осталось? Боль… Арранкарам она известна. Они рождаются из страха и боли. А ведь совсем недавно всё было так хорошо…

* * *

– Гриммджо, – позвал знакомый голос за дверью.
Сеста лениво спрыгнул к кровати и неторопливо открыл дверь.
– Чего тебе, Ильфорте?
– Позволь мне остаться у тебя сегодня.
– Оставайся, мне без разницы.
Ильфорте благодарно кивнул и прошёл в комнату.
Несколько минут в комнате царила тишина. Затем «кошачье» любопытство взяло верх.
– Какие-то проблемы? – небрежно бросил Гриммджо, стоя спиной к Ильфорте и равнодушно глядя в единственное окно, за которым виднелось хмурое ночное небо. Луны видно не было – всё заволокли тучи.
– Нет никаких проблем. Скажи, ты когда-нибудь чувствовал себя потерянным?
– Хм. Нет.
– Понятно, – Ильфорте улёгся поверх постели Гриммджо, заложив руки за голову.
Подойдя к нему, Сеста недовольно фыркнул.
– Подвинься.

* * *

Ильфорте очень любил своего брата. Когда-то, в мире живых, они были неразлучны. У старшего Грантца были длинные светлые волосы, у Заэля – не такие длинные, но красивые и мягкие, и он носил очки. Однажды, тогда Заэль ещё ходил в младшую школу, братья поссорились, и Заэль убежал. Ильфорте долго искал его, но так и не нашёл. Через пару дней полиция сообщила его семье, что найдено тело мальчика…
Ильфорте не мог простить себе той ссоры. И он всё время чувствовал присутствие брата, чувствовал его одиночество и боль, но ничем не мог помочь. А потом душа Заэля превратилась в Пустого, и в тот же день на Ильфорте напало огромное жуткое существо и поглотило его душу, и он тоже стал Пустым. Их пути разошлись, они существовали друг без друга: Ильфорте скитался по пескам Уэко Мундо в стае Гриммджо, Заэль был один, пока Айзен-сама и Хогиоку не подарили им новое рождение и друг друга. Из двух разных Пустых родились два арранкара, похожие, как близнецы. Ильфорте появился на день раньше. У него, как и при жизни, были прекрасные, солнечного цвета длинные волосы и осколок маски с изящным рогом. У Заэля были не очень длинные розовые волосы и осколок маски в виде изящных очков. Они не помнили свою предыдущую жизнь и считали себя братьями лишь потому, что Айзен-сама так их назвал. Но всегда относились друг к другу с особой ревностью. Ревность Заэля была с примесью холодности и пренебрежения. Ревность Ильфорте – с оттенком грусти и злости, то ли на брата, то ли на самого себя. И держались они порознь. Заэль большую часть времени проводил в своей лаборатории, где его иногда навещал Квинта Эспада. При всей язвительной интеллектуальности Заэля и откровенной грубости Ннойторы, эти двое каким-то непостижимым образом находили общий язык. Ильфорте же всё время проводил среди фрассьонов Гриммджо – своих давних приятелей, с которыми бродил по пустыне Уэко ещё до того, как Гриммджо стал их предводителем и королём, и задолго до того, как сам Ильфорте стал арранкаром.

* * *

– Гриммджо, ты когда-нибудь испытывал привязанность?
– Нет.
– Думаешь, это ненормально для арранкара? Например, то, что мне больно оттого, что брат презирает меня.
– Ты спятил, Ильфорте. Если твой брат презирает тебя, пойди и набей ему морду, заставь себя уважать. Если, конечно, тебе нужно уважение такого ничтожества, как он. Он даже драться толком не умеет. Крыса лабораторная.
Ильфорте глухо хмыкнул, в груди отчего-то кольнуло.
– Что смешного? – рыкнул на него Гриммджо.
– Нет, ничего, – виновато улыбнулся Грантц. – Прости…

Гриммджо не нравилось то, что он испытывал к этому арранкару. Определённо, Ильфорте ему нравился. Красивые длинные волосы… У Гриммджо и у самого были роскошные длинные волосы в релизе. Острый тяжёлый взгляд из-под полуопущенных век… Конечно, голова блондина была набита всякой дурью, но ведь на то он и блондин? А Джаггерджек всегда был независим и не нуждался ни в ком. Он удовлетворял все свои потребности сам, не позволяя никому приблизиться к себе, стать нужным. Но прогонять фрассьона Гриммджо не хотел: ведь это Ильфорте нуждался в нём, а не он – в Ильфорте. А значит, ничто не угрожало его независимости… За этими размышлениями Гриммджо не заметил, как уснул.

Проснулся он несколько часов спустя. Было уютно, тепло и темно, лишь в окно снова светила луна. Гриммджо шевельнулся и почувствовал тяжесть. Ильфорте лежал рядом, положив голову Джаггерджеку на плечо, обхватив его поперёк груди и тесно прижавшись к нему всем телом.
– Ксо, – пробормотал Гриммджо. Светлые волосы Ильфорте мягко щекотали его подбородок и пахли чем-то травяным и приятным. Гриммджо подумал немного и лизнул их, потом ещё раз…
Эта ночь осталась в памяти Шестого Эспады, как самая безумная. Ильфорте проснулся почти сразу, ещё быстрее понял происходящее. Глаза блондина блестели в темноте, он замер на мгновение, глядя Гриммджо в лицо, и потянулся за поцелуем. Их губы соприкоснулись, сначала нежно и сухо ото сна, затем всё более страстно и решительно... Немного отстранившись, Ильфорте сосредоточенно исследовал языком осколок маски Гриммджо, заставляя его глухо рычать от удовольствия. Не выдержав, Джаггерджек запустил ладонь в волосы Ильфорте, поворачивая его голову так, чтобы удобно было целовать, и понял, что уже не сможет оторваться от блондина, пока не выпьет это наваждение до дна…
Ильфорте был горячим и сладким в его объятиях, отзывался на каждое прикосновение тихими стонами, изгибался, тянулся навстречу. Гриммджо сводили с ума его покорность и чувственность, ещё сильнее воспламенявшие его желание. Одежда валялась по краям футона обрывками ненужной ткани. Два красивых тела сплетались в одно, движения их были похожи на биение сердца.
Последнее мгновение застыло, словно в облаке звёздной пыли. Ильфорте сжался, в экстазе откинул голову назад, крепче вцепившись в плечи Гриммджо. Его длинные волосы щекотали колени Сесты, он крепко обнимал Джаггерджека ногами за талию. Гриммджо, обхватив его обеими руками, зажмурившись и содрогаясь всем телом, изо всех сил вжимался в него бёдрами, касаясь губами его шеи.
Так хорошо Гриммджо не было даже во время драки. Ни одна драка не могла сравниться с этим. Плавиться от невыразимой нежности и страсти было мучительно и непривычно для агрессивного Шестого Эспады, и даже стыдно перед самим собой. Но удовольствие от этого было настолько интенсивным, что он не променял бы его ни на что другое. Особенно те, самые последние, мгновения, когда Гриммджо казалось, что он просто умрёт от наслаждения, если оно продлится секундой дольше…
Он уснул, крепко прижимая Ильфорте к себе, будто нашёл самое дорогое и не хотел никому отдавать. А наутро, проснувшись, обнаружил, что в постели один.

* * *

Желание подраться было непреодолимым, но хорошая возможность подвернулась только следующей ночью, когда, после собрания Эспады, Гриммджо, взбешённый непонятной ему логикой Улькиорры, решил во что бы то ни стало добить мальчишку, которого Четвёртый так глупо и неосмотрительно, на его взгляд, оставил в живых.
Все пятеро фрассьонов явились перед ним в назначенный час, никем не замеченные, словно тени в ночном небе. Гриммджо говорил с ними совсем недолго, бросил несколько обычных фраз… Обвёл взглядом напоследок и, встретившись глазами с Ильфорте, почувствовал, как адреналин закипает в крови. Опустившись на колени, блондин смотрел на него снизу вверх томным тяжёлым взглядом из-под светлых прядей чёлки и улыбался кончиками губ.
А Гриммджо злился. Из-за того, что подпустил его так близко, что позволил быть рядом. И теперь не хотел отпускать…
«Почему ты ушёл? Думаешь, можно вот так взять, что хотел, и уйти?! Когда вернёмся, будь уверен, я объясню тебе, что к чему!» – Гриммджо едва сдержался, чтобы не прорычать это вслух.
Ответом был всё тот же «голодный» взгляд и усмешка на тонких губах. Очевидно, Ильфорте был вовсе не против его «объяснений», и это распаляло Джаггерджека ещё сильней. В предвкушении двойного удовольствия, от предстоящей драки и встречи наедине с Ильфорте, Гриммджо довольно оскалился.
– Дирой, Шаолонг, Эдрад, Ильфорте, Нахим. Пошли! Не отступать… даже не утруждайте себя, отличая одного из них от другого. Неважно, если у них есть хотя бы малейшая крупица духовной силы, я хочу, чтобы вы не оставили в живых никого! Мы убьём их всех!

…А вернулся он один. Одна за другой погасли, где-то на краю сознания, реяцу его фрассьонов, пока он дрался, как одержимый, с этим мальчишкой. Гриммджо не обращал на это внимания, как будто не хотел верить. Но когда за ним пришёл Тоусен, игнорировать было уже невозможно.
Айзен-сама был даже лоялен к нему. Причину этого Гриммджо понять не мог, да и не хотел. Он был слишком подавлен и раздражён произошедшим. Его прервали посреди поединка. Он так и не смог убить проклятого мальчишку, с которым не пожелал связываться Улькиорра, а значит, не выполнил того, за чем шёл. И ни одного из его фрассьонов не было в зале. Он больше не чувствовал их реяцу. Все они были убиты их противниками в мире живых. Так хреново Гриммджо не чувствовал себя ещё никогда. И хотя Айзен-сама не сердился, но Канаме был в бешенстве.
«Похоже на то, что я просто не нравлюсь тебе, вот в чём дело. Этого достаточно для наказания?»
«Я не собираюсь потакать зачинщикам беспорядка. Вот в чём дело».
«Ради общего блага?»
«Ради блага Айзена-сама…»

* * *

Кровь из плеча стекала по белой ткани куртки, капала на пол и хакама. Перед глазами всё плыло от бессильной ярости. Он не помнил, как дошёл до своей комнаты, упал на футон и отключился. Он чертовски устал и ослаб, и он был один, а потому бессмысленно было скрывать свою слабость.
Гриммджо уже спал и не заметил появление реяцу Четвёртого поблизости, не почувствовал, как приведённый Улькиоррой фрассьон залечивает открытую рану на его плече – там, где недавно была рука – и ожоги на виске и груди. Гриммджо спал, и ему снилась его «стая». Они были точно такие же, как перед вылазкой на грунт, живые и невредимые… и Ильфорте среди них. Опустившись на колени, он стоял, не поднимая головы, а кругом был снег. Сеста знал, что это снег, хотя ни в Уэко Мундо, ни в мире живых ни разу его не видел. Снежинки кружились в воздухе, касались лица Гриммджо и таяли, превращаясь в слёзы. Другие запутывались в волосах Ильфорте, скрывавших его лицо. Ложились на осколок маски, такие же белые… Приблизившись, Гриммджо отвёл ладонью волосы с лица Ильфорте и приподнял его за подбородок. И, вздрогнув, проснулся. Лицо Ильфорте было в крови, вся левая половина, вернее, то, что от неё осталось. Правая часть лица уцелела, глаз был закрыт… Снежинки садились на верхнее веко и не таяли.
«Он мёртв… они все мертвы…» – Гриммджо сел, уставившись в подушку, словно она была виновницей его кошмара. А может быть, и была… Вчера в этой постели спал Ильфорте, и его волосы касались этой подушки. Сегодня Ильфорте мёртв, а на ней… всё лежит, зацепившись, длинный светлый волос. Гриммджо медленно склонился к подушке и вдохнул… Опомнившись, вскочил, с диким рыком с размаху ударил кулаком по постели и бросился вон из комнаты.
Он шёл по коридорам Лас Ночес быстрым уверенным шагом, устремляясь бесцельно вперёд, стараясь вырваться из проклятого наваждения. Никогда ещё он не был так бессилен перед собственными эмоциями, в которых сгорал, как в огне, так же, как сгорела накануне его левая рука в пламени кидо Тоусена Канаме…

© ”As we die, both you and I
With my head in my hands
I sit and cry…”

Гриммджо не запоминал расположения коридоров и поворотов и очнулся лишь тогда, когда зрение выхватило чью-то фигуру впереди, в конце коридора у дверей. Сеста остановился. Арранкар тоже заметил его и поднял лицо.
В первую секунду Гриммджо оторопел от болезненного сходства: черты лица арранкара были почти идентичны чертам лица Ильфорте. И только потом до Джаггерджека дошло, что перед ним Октава Эспада, брат Ильфорте, Заэль Аполло Грантц. Он сидел, прислонившись спиной к дверям своей лаборатории, в совершенно неузнаваемом виде, если бы не его розовые волосы. Вся его одежда, перчатки, лицо и даже осколок маски – абсолютно всё было в крови.
Безумная гримаса исказила лицо Заэля, когда он увидел Гриммджо. Октава вдруг поднялся и двинулся на него, то бессвязно шепча, то выкрикивая слова.
– Ты… вон… прочь отсюда! Пошёл вон!!! Убью… я тебя убью…
Гриммджо не двигался с места. И когда между ними оставалось не больше пятнадцати шагов, из бокового коридора, прямо перед Заэлем, вдруг появился Айзен Соуске, хозяин Лас Ночес и бог Уэко Мундо.
Октава Эспада отшатнулся и замер, уставившись на господина бессмысленным взглядом. Затем склонил голову, медленно опустился на одно колено, на другое… согнулся, коснувшись руками пола, и вдруг затрясся всем телом. Тонкое, худое, словно поломанное тело арранкара содрогалось на полу, у ног Владыки.
Не глядя на Гриммджо, Айзен сделал пару шагов, сокращая расстояние до Заэль Аполло, склонился над ним, легко поднял на руки, словно нечаянно оброненную куклу, и направился обратно, лишь на мгновение задержавшись, прежде чем скрылся из виду.
– Иди к себе, Гриммджо.

Но Сеста, постояв пару минут, пошёл к дверям лаборатории…

* * *

В покоях Владыки царил полумрак. Айзен-сама лежал на просторной постели, откинувшись на высокую подушку, обнажённый, лишь прикрытый по пояс тонкой струящейся тканью красивого тёмно-синего цвета. Возле него, на коленях и запястьях, стоял Заэль Аполло, тоже обнажённый, послушно подставляя лицо рукам господина. Перепачканная в крови одежда валялась на полу неподалёку.
Айзен задумчиво улыбался, стирая белым обрывком ткани кровавые разводы с лица Заэля. Обмакивал ткань в чашку с водой и снова вытирал ею лицо, лоб, осколок маски, виски и скулы неподвижно стоящего перед ним арранкара. Закончив, он отбросил ненужный кусочек ткани в сторону и нежно погладил мягкие розовые волосы Заэль Аполло. С губ Владыки не сходила довольная улыбка. Он сделал себе чудесную куклу, красивую и утончённую, и она не разочаровала его ещё ни разу. Заэль был прекрасен во всех ситуациях и обличьях, и в хладнокровии, и в слабости. Айзен Соуске любовался своим совершенным творением.
– Ты расстроен смертью брата. Как трогательно. Не думал, что арранкары могут настолько тонко чувствовать, – вслух размышлял он. – Но не переживай. Вы встретитесь. Существует такой закон, о нём мало кто задумывается. Он заключается в том, что, если между двоими осталось что-то невысказанное, незавершённое, если их отношения были прерваны в своём развитии смертью одного из них, то, по законам мироздания, они непременно встретятся, чтобы начатое могло продолжиться. В этом смысл всего сущего – в развитии. Пока вы с братом небезразличны друг другу, вы не сможете расстаться, даже если захотите. И подтверждение этому – ваша встреча здесь после смерти в мире живых. Сейчас твой брат погиб от меча синигами. Духовный меч синигами смывает «грехи» Пустого и отправляет его в Общество душ, а оттуда, какое-то время спустя, душа опять отправляется в мир живых. Скорее всего, когда вы встретитесь снова, вы, как и прежде, будете людьми. Поэтому не сожалей о смерти брата. Грустно должно быть тем, кто всё давно между собой решил и не оставил никаких долгов. Такие пары, расставаясь, расстаются навсегда, ведь этим душам больше незачем быть вместе. Им бы печалиться и плакать, ведь они не встретятся уже никогда, а если и встретятся, то пройдут мимо, не обратив друг на друга внимания. Но они счастливы и безмятежны, в их сердцах воцарился покой, и они ни о чём не жалеют. Вместо них страдают и убиваются те, кто встретится уже в ближайшем будущем. Забавно, не правда ли? – Айзен Соуске тихо рассмеялся, обнял Заэля за талию и мягко привлёк в свои объятия.
Всё это время Заэль Аполло слушал его молча, не мигая, глядя прямо перед собой. Слёзы уже не катились из его глаз, он не вздрагивал, и дыхание постепенно выравнивалось.
– Я вижу, тебе уже лучше, – приподняв лицо Заэля за подбородок, Айзен изучающе смотрел в красивые золотистые глаза за оправой «очков». – Чудесно, – заключил он. – Теперь мы можем заняться чем-то более увлекательным, чем разговоры о жизни и смерти, – с холодной нежной улыбкой Айзен-сама притянул лицо арранкара к своему лицу. – Что ты думаешь об этом? – выдохнул он в губы Заэль Аполло.
Октава прикрыл глаза. Объятия Владыки дарили тепло и покой, тело охватила истома.
– Спасибо, мой господин…

© ”Our memories
They can be inviting
But some are altogether
Mighty frightening…”

В лаборатории Заэль Аполло было душно и темно. Вместо освещения – тусклое мерцание мониторов и слабые отблески зелёных и красных огоньков приборов, мерно гудящих в тишине. В воздухе стоял тяжёлый запах железа и каких-то органических препаратов. И если запах препаратов Гриммджо был незнаком, то первый запах он узнал мгновенно. Кровь.
Сеста включил свет. Маленький круглый фрассьон дрожал, забившись под стол, зажав глаза тонкими лапками. И везде была кровь. Гриммджо предусмотрительно остановился, боясь поскользнуться, и присмотрелся внимательнее. Это была не просто кровь, это было кровавое месиво, разлитое и разбрызганное по полу и большинству поверхностей.
«Что за хрень тут повсюду? Словно кого-то пропустили через мясорубку…» – Джаггерджек замер. Справа у дальнего столика, на высокой кушетке, лежало тело. Длинные светлые волосы свисали почти до пола… Несколько тонких трубочек тянулись к нему от столика с аппаратурой, другие тянулись сверху, опутывая его, словно паутина.
Осторожно ступая по противно хлюпающей под ногами вязкой жидкости, Гриммджо подошёл ближе. Это было тело Ильфорте, чудовищно повреждённое, но узнаваемое. А над ним висел накопитель, заполненный жидкой кровавой массой, и по трубочкам эта мерзость вливалась в безжизненное тело. И тут же вытекала из него, переливаясь по краям кушетки на пол.
«Чёрт! Вот дерьмо! Этот извращенец пытается оживить его таким способом? Да, кто-то ведь говорил мне, что у него фрассьоны особенные, что он сам их делает и потом жрёт, чтобы восстановиться. Он что, превратил всех своих «колобков» в это кровавое месиво? Чтобы спасти брата… Глупец! Мёртвые не оживают, – Гриммджо нахмурился. – Но… что сделал я, чтобы его спасти? Ничего… Ведь я всегда считал, что слабаки, позволившие себе проиграть, не стоят этого…»

Сеста стоял неподвижно долгое время, вспоминая их лица, привычки, манеру двигаться и говорить… Ильфорте был самым красивым из них, и не только из них. Он просто был самым красивым… Особенной, соблазнительной, слепящей красотой. Он обладал стройным мужественным телом, не тощим и хрупким, как у младшего брата… А его волосы были похожи на водопад из солнечных бликов. В Уэко Мундо нет солнца, но в Лас Ночес оно есть, и Гриммджо видел его обжигающее сияние. И ещё видел в мире живых, когда-то давно… Ильфорте был таким. Он был его персональным солнцем. От одной его улыбки Сеста вновь чувствовал себя сильным и дерзким, даже если случалось что-то плохое, если он был уставшим или не в духе, или злился на Айзена из-за его приказов, ограничивающих, подчиняющих… Гриммджо всегда был самодостаточен, но именно в окружении своей «стаи» он действительно чувствовал себя королём, а не дикой пантерой, бесцельно блуждающей по холодным пескам Уэко Мундо. Он слишком долго этого не понимал, не ценил… Так глупо. Так досадно и больно. И слишком поздно…
Джаггерджек встряхнул головой, прогоняя тяжёлые мысли. Он сделал ещё пару шагов, вплотную приблизившись к кушетке. Протянул руку, бережно касаясь уцелевшей части лица Ильфорте, криво усмехнулся своей сентиментальности. И вдруг вспомнил слова блондина, обращённые к нему в ту, последнюю… первую… ночь.
«Думаешь, это ненормально для арранкара? Например, то, что мне больно оттого, что брат презирает меня…»
Рука Гриммджо замерла на мгновение. В сознании вдруг ярко вспыхнула картина: Заэль Аполло, вопреки запрету, покидает Лас Ночес, находит тело Ильфорте в мире живых. Он мечется по своей лаборатории, сшибая стулья, разбивая склянки… Его руки дрожат, когда он смешивает компоненты, и ничего не получается… Но всё это уже бесполезно, потому что его брат – мёртв! И он знает это, просто не может остановиться… Ничто не помогает, и он, вспомнив о собственном методе экстренной регенерации, хватает первого подвернувшегося под руку фрассьона…
Гриммджо даже не пытался представить, что за адскую машину использовал Заэль для приготовления этой восстанавливающей смеси. Лишь передёрнул плечами при воспоминании о забившемся под стол «колобке». Тот мог бы рассказать об ужасе и воплях, и брызгах крови, заполнивших лабораторию в те минуты, но вряд ли у бедолаги сохранился дар речи.
Словно во сне, Гриммджо медленно ласкал пальцами лицо мёртвого арранкара, а перед глазами всё проносились видения: Заэль Аполло, задыхаясь от отчаяния, торопливо подключает тело брата к приборам и накопителю, кровавая масса бежит по трубочкам, наполняя тело Ильфорте, но оно не регенерируется. Всё напрасно, Заэль знал это с самого начала, но пытался всё равно… И когда способов уже не осталось, видя, как бесполезная жидкость стекает на пол, Заэль, не в силах оставаться в душной клетке лаборатории, выбегает в коридор, захлопнув двери, и обессиленно сползает по ним на пол… Кровь и слёзы, ненависть и обречённость…
Видения исчезли. Гриммджо снова видел перед собой только Ильфорте.
– Твой брат… – Сеста нежно перебирал испачканные в крови светлые волосы, – не презирал тебя. Любил… – медленно склонившись, чуть коснулся губами холодных безжизненных губ. Выпрямился. – И я любил… – на прощанье пронзительно трепетно пробежал кончиками пальцев по лицу Ильфорте, словно пытаясь лучше запомнить. – Увидимся ещё… Быть может, скоро…

The End